Александр Борков. Живопись / графика.

Александр Борков и раньше радовал насыщенным цветом, лаконизмом композиции и умением моделировать мир по-своему: способ изображения у него становится темой. Это придаёт некоторую виртуальность происходящему в картинах. Ню сначала вписаны в узнаваемый контекст – Летний сад, но постепенно нарастает обобщение.
Борковский способ борьбы с сюжетом, с фигуративностью, дарит детскость восприятия, неожиданный юмор. Художник мастерски демонстрирует «взятый напрокат мостик от реалистики к новому творчеству» (В.Кандинский «О духовном в искусстве»).
И тогда, например, узнаваемое «Похищение сабинянок» превращается в какой-то другой способ пребывания в парадизе Летнего сада: событие стирается, остаётся «атмосфера» искусства. Вот и Беллона — не воинственна, она наша девушка, питерская. Иные из персонажей становятся похожи на обрусевшие игрушки на фоне узнаваемого дымного неба и голых веток. Всё, что кончилось или уже не прочитывается как миф, получает новую пластику, гротесковую, довольно неуклюжую, потому что нельзя дважды повторить объекты безнаказанно.

Лев Мочалов заметил о Боркове, что это не смешение стилей, но метафорическая цитата, игра с культурой или, скажем, в культуру. В данном случае – с узнаваемой парковой, а шире – с античной – с пересозданием пейзажа и фигур в нём.
В новом цикле эта игра серьёзная  – с акцентом на материал,  а не на стиль: интересует и среда обитания искусства, и самочувствие, скрытое духовное устройство объектов.
Тут пластика ищет место не только на пленэре, но и в космосе, — нет лица, вообще нет портретности. Перед нами натюрморты натуры. Они ещё живые, незаметно меняют позы, пытаются сделать какое-то защитное, тайное движение,  может быть, скрыть за интенсивностью краски красивость, освободиться от житейских примет, осуществиться не в быте, но в чём-то сверхчувственном, просто включив свет внутри освобождённого цвета.
И тогда сохраняется равновесие композиции, «подверженной самым пёстрым случайностям» (О.Мандельштам), как это бывает «с вкраплениями в горном хрустале» («Разговор о Данте»).
Экспрессионизм с «пёстрыми случайностями» у Боркова не так случаен, — его громоздкая пластика, мазки против шерсти, кажутся более естественными, чем стилизация под кого-либо. Это лучше, чем похожесть, в этом больше не жанра, а глаза и руки художника. Не замысел, а сама работа кисти даёт поток неожиданных ассоциаций.

Перед нами не конкурс на Мисс Парадиз. Это античные жёны, которые хотят сойти к нам с узких греко-римских кушеток искусства – в Евразию…

«И шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца»

Но как это осуществить? — спрашивал в своё время первый художник Паррасий. «Ведь душа не обладает ни пропорциями, ни цветом. Она невидима». «Но можно создать образ, запечатлеть, как она отражается на лице, в позах и движениях человека», — отвечал ему, если верить Ксенофонту, Сократ.

«…И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт»
(А.Ахматова «Я к розам хочу, в тот единственный сад…»)

А это уже похоже на  «Ut pictura poesis» Горация — «Поэзия как живопись». Она, согласно изречению Симонида, «говорит, сохраняя молчание».