ЖЕНЩИНА В ЕСТЕСТВЕННЫХ И НЕЕСТЕСТВЕННЫХ УСЛОВИЯХ СУЩЕСТВОВАНИЯ.
|
||||
|
ПРИСЛУШАТЬСЯ К МОДЕЛИ При беглом взгляде на фотографии Александра Саватюгина может показаться, что источником его вдохновения является случайность, впитанная и переработанная с несколько нарочитой «неумелостью». Вдумчивое же и неспешное созерцание его работ подсказывает нечто другое. Становится ясным, что творческая практика этого мастера обычно не подразумевает предрёшенного изобразительного результата, вследствие чего традиционный художественный процесс, подчиняющий исполнение замыслу, переворачивался у него наизнанку. Доверяя внутреннему спонтанному движению, Александр Саватюгин иногда сосредотачивается исключительно на пластически значимом эффекте, в других же случаях выводит на первый план психологизм и «смысловое» начало, как правило, окрашенное у него лирико-иронической интонацией. В поисках ускользающего образа петербургской женщины он часто обращается к арсеналу выразительных приёмов, выработанных в 1970–1980-е годы в родной для него среде фотоандеграунда. Однако принципиальный отказ от следования какой-либо системе побуждает его к творческому мышлению в разных координатных системах, где находится место и бытовой документалистике, и постановочной игре, и подчёркнутой «гламуризации» сюжета. Впрочем, как правило, фотограф не знает, чего он хочет. Объяснить ему это – задача модели, кто бы или что бы ни выступало в этом качестве. Чуткий слух Александра Саватюгина позволяет ему уйти от культурных шаблонов, и, возможно, главным стержнем его художественной стратегии является умение прислушаться к модели, которая всегда не менее важна для него, чем фотография. ЖЕНЩИНА КАК ФОРМА ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ АЛЕКСАНДРА САВАТЮГИНА Работы известного, опытного и по-прежнему молодого петербургского мастера фотографии Александра Саватюгина во власти серого, желтого и красного. Эти цвета соединяют зыбкую лирику раннего периода творчества, причудливую конкретику среднего и яркую жесткость последнего. Серый цвет – цвет пространства. Он выплывает облаками, колеблется тенями, переливается оттенками: сгущается до черноты и разряжается в непорочно белое – от космической бесконечности до иного – сакрального — измерения. А ещё — он цвет широкой северной реки, низкого ингерманландского неба, заиндевевшего гранита, тающего снега, ряби крыш, омытых петербургскими дождями. Серый – цвет серебра, перетекшего в фотографию, превращающую предзеркалье в зазеркалье. Желтый – цвет времени: от утренних лучей и весенней мать-и-мачехи до ампирной роскоши осени, золота и желчи прожитых лет. Это цвет, который приобретают старинные гравюры и дагерротипы, ветхие белые одежды, много перечитанные любовные письма. Пыльца времени превращает этот цвет в цвет памяти, и он же становится пронзительным напоминанием о быстротечности жизни. Красный цвет – цвет действия, чувственности, конфликта и формы. И даже капля его растекается в гигантскую плоскость. Он всегда о сегодняшнем дне, он всегда готов на обложку, и он не боится глянца. Женщина у А.Саватюгина всегда красива, потому что (или — поэтому) играет формообразующую роль. Речь идет о той самой красоте, которой неправильность, угловатость, странность не вредит, а наоборот её же и высвечивает. Модели хороши в любом цвете, потому что они органичны и во времени, и в пространстве, и в действии. Женщина в работах А. Саватюгина бесконечно загадочна, но узнаваема и предсказуема. Может быть, оттого, что она существует в творчестве фотографа не как жанр, а как сюжет, трактуемый моделью. Предельно естественная пластика – лучшая награда постановочной фотографии – здесь завораживает, создавая особый интонационный строй, знакомый нам по Серебряному веку, например. И зритель оказывается в синхронизированном культурой пространстве, обжитом им в серо-желтом Петербурге. Александру Саватюгину в различных технологических и стилевых решениях удалось соединить бездонность зеркала с плоскостью листа. Авторская уверенность не перерастает в самолюбование, творческое самозабвение не гасит индивидуальности моделей, образы которых живут уже сами по себе, а не по воле художника, как и полагается в истинном искусстве. Юля Беломлинская «…В Питере жил когда то такой старый художник Борис Федорович Семенов − |