Вадим Флягин. Живопись, графика, фотография, объект, звук.

«ВАДИМ ФЛЯГИН. ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ КИНО»
Живопись, графика, фотография, объект, инсталляция, звук
В залах галереи
Вернисаж 5 февраля (среда) в 18.00

Кураторы: Владимир Козин, Игорь Панин

Вадим Афиногенович ФЛЯГИН

Родился 1 мая 1958 года в г. Нижний Новгород.
Занимался рисунком, живописью, композицией в изостудии клуба горьковского авиационного завода у художника Анатолия Ивановича Боганова.
Учился в ЛВХПУ им. Мухиной на отделении Дизайн среды.
С 1984 по 2002 г. жил в Санкт-Петербурге.
В 2002 г. вернулся в Нижний Новгород.
Область реализации — живопись, графика, объект, перформанс, хэппининг, художественные акции.

Выставки:

1983 — Центральный выставочный зал, Н. Новгород.
1992 — дом культуры пожарников «Центурион», СПб.
5 — 16 октября 1993 — «Кунсткамера». Живопись С. Шапкина, объекты В. Флягина. Борей, СПб.
1994 – персональная экспозиция в рамках фестиваля в Ювяскюля, Финляндия.
8 — 19 марта 1994 – групповая выставка «Необатализм». Борей, СПб.
1996 — галерея «103», Пушкинская 10, СПб
8 -19 июля 1997 — групповая выставка «Опасная метафора войны» (“Необатализм-2”). Борей, СПб.
1998 – гастроли в составе Товарищества Новые Тупые. Варшава, Лодзь, Щецин (Польша).
11-15 августа 1998. персональная выставка «Метафизический ландшафт». Борей, СПб.
1999 – групповая выставка. Галерея «La Perseveranza», Гент, Бельгия
8 — 26 февраля 2000 – персональная выставка «Выставка». Борей, СПб.
17 ноября – 16 декабря 2000 – персональная выставка «Паразитический стиль», галерея PARAZIT. Борей, СПб.
20 декабря 2000 – 6 января 2001 — «Осталось только на фотографиях». В.П.Козин, В.А.Флягин, галерея PARAZIT. Борей, СПб.
9 — 20 января 2001 – групповая выставка «Новые Тупые отдают должное Борею». Борей, СПб.
18 декабря 2001 — 19 января 2002 – персональная выставка «Abstractio». Борей, СПб.
20 февраля – 2 марта 2002 — Товарищество Новые Тупые. «INQVISITIO» Тема религии в актуальном советском искусстве». Борей, СПб.

Сергей Спирихин, От «Новых тупых», январь 2014

Сергей Спирихин
ФИГУРА ФЛЯГИНА

(радиорассказ)

— По фигуре Вадима Флягина нельзя сказать о Вадиме Афиногеновиче Флягине ничего утвердительного, кроме фигуры речи: следит за фигурой. Но, думаю, появись он на Невском, всякий бы сразу узнал: идет Флягин. Вон тот, который самый незаметный, самый скрывающийся за спинами толпы.

(музыкальная врезка)

В чем же провинился наш герой? Послушаем, что скажет вот этот прохожий в зимних ботинках на босу ногу.

— Сложная натура… Я знал его еще юным, тридцативосьмилетним…
Поэт. Раним. Чуть что не по нему — то в слезы, то за нож… перерезал мне веревку, когда я в Борее повесился… друг спас жизнь друга… Но сам по себе он — сложная натура… Володя Козин это знает намного лучше меня… Сережа Шапкин, Игорь Панин, Таня Пономаренко — Флягин, это ведь чуть ли не их приемный сирота… (мечтательно подумав) …сложный человек, сложенный из разнонаправленных жизненных векторов… но если образно… он… — это постоянные метания между Кибальчишом и Плохишом… Представьте: закатывал свою жизнь, как закатывают патиссоны, в трехлитровые банки! А как найдет художественный псих — бьет эти банки, как вандал, как Настасья Филипповна… Оригинальный талант… Банки, или фляжки, это такие аквариумы, где в уменьшенном масштабе (1 к 100) он строил, как ребенок-фокусник, фрагменты своей истории: пустыню камней, Новый год, Бородинское сражение, кадры из психодрамы — в своем алогичном — в смысле — метаметафорическом стиле — в стиле соединения далековатых вещей… Куча мала, которую он устроил в конце концов, разбив банки — метафора освобождения рек из берегов, когда, пройдя извилистый путь, они вливаются, сливаясь, в тотальность океана. Революционный, бомбистский поступок, причем затеянный, чтобы просто выступить на краткий миг перед мимолетными зрителями. При этом Вадим Афиногенович был пьян, как сто тысяч старорежимных Плохишей: они только что вернулись с Игорем Витальевичем из рюмочной на Литейном, подручку. Безупречная витальность!

(еще дальше вглядываясь вдаль)

Образ Флягина тех лихих 90-х как бы густо напомажен землей и порохом… Это как бы образ маленького одинокого солдата, в шинели сварщика, в огромном противотанковом окопе — с пластмассовой винтовкой, походной пианолой подмышкой, с детской лопаткой на ремне. Такой безумный солдат Чонкин, воюющий с условными фашистами, где фашистами выступают то Новая Академия, то Митьки, то московские акционисты, то просто «порядок вещей, сложившийся не в нашу пользу». Варвар без страха и упрека — и сам — устрашающий хаос… Это впечатление от воинственной личности Флягина усугублялось настоящей военной разрухой на Литейном и вокруг. Мы валялись на песчаных дюнах посреди Литейного, курили, пили шило из круглосуточной аптеки и мечтали о Победе. В Борее, в своей землянке, на ящиках с пустыми гранатами Флягин оформлял наши чаяния в замысловатые хармсовско-солжениценские Манифесты.
В Манифесте «Победа!», например, прицел был взят с таким запасом, что получилось, что «Новые тупые» побеждают и самоё Победу — очень изящное отрицание отрицания! а главное — в точку.

Философ он был (и да будет) еще тот: аввакумовско-розановской закваски. Скептик и эмпирик со склонностью творить системы мироздания с нуля — не с абсолютного, а с того ноля, который остается от всех процедур предварительных вычитаний и делений. Любимый художнический императив — «Да всё это уже было!» Как-то он признался в порыве сладостного мазохизма, что банки свои подглядел у финнов, финны уже до него начали сами себя закатывать! — замечательное признание, значит, как всякий настоящий художник, как ведьма воды, боялся быть вторичным.
Самой воды, которая течет в трубах и реках также боялся, как Гераклит. Возможно отсюда — страсть ползать по полу, асфальту, снегу, разливая перед собой ручей из молока: перформанс во многом держится на попытке преодоления своих собственных бзиков — самый надежный материал для артиста.

Природный артистизм Флягина заключался в его сугубой неакцентированности, будничности, сконцентрированной потерянности, упрямой горемычности представляемого характера. Такой фаталистический тип самоубийцы, романтика последнего дня солнечной системы. В этом характерном флягиновском стиле «исступленного меланхолизма» выполнено большинство его работ: бесконечный ряд «абстракций для кота», бесконечно повторяющееся, демоническое скатывание со стульев, бесконечные фрикции на ветвях дубов — словно он решился, наконец, обрюхатить мир, ибо он его уже давно за…ал, — не говоря уже о провокативных идеях и демаршах внутри товарищества, так сказать, на кухне «Новых тупых», где он играл роль архивариуса, хранителя «эталона», резонера, информационного центра и виночерпия (открывашка для бутылок всегда аккуратно лежала в его борейском закутке под лампой с зеленым абажуром). Одним словом — Мэтр.

Еще в самом начале нашей совместной деятельности я принес ему на проверку свои коллажи на обоях — как мне казалось, неописуемой красоты. Флягин сказал: «Тебе бы, батенька, следовало бы обратиться с этими штучками к Тимуру Новикову. У нас эта твоя гламурная фигня не пройдет». Фигней были ничего не взыскующие серебряные загогулины сосисочной формы. Но не формы были плохи, а то, что они серебряные. Вот если бы они были выстрижены из кирзовых сапог, «тогда еще — туда-сюда…». Флягин всегда был адептом «бедного искусства», переходящего в «плохое», в «голое», в «совсем никакое», в «неискусство», в «обнаженную концептуальность», в «контекст»… (См. фото, где на пейзаже выложено слово «пейзаж» — чем не начало новой письменности для новых смыслополаганий.)

Но, как всякий утопический проект, эта тяга Флягина к расширению границ, мечта явить еще неявленное и сказать несказанное — так и остается в наброске. В наброске костей на доску судьбы. Более того, эта художническая, историческая, экзистенциальная немощь сама становится объектом описания. Катастрофа тематизируется. Флягин приносит на свое выступление дипломат(!) — откроет-закроет-откроет-закроет, но — как там было пусто, так с каждым открытием все пустее и пустее в этом наполненном ничем (только мыльницей и бритвой) дипломате. Флягин переводит стрелки еще круче: он теперь сам себе дедушка Фрейд.

Сейф щелкнул еще на одну верную цифру!

… В «Одиноком мужчине, который желает познакомиться» уже без всякой символизации психическое догоняет само себя, превращается в открытый текст, в котором Флягин, словно в последнем китайском предупреждении, в ультимативной форме открывает, что и на личном фронте он тоже наголову разбит.

Одиночество автора состоялось по всем параметрам.
И потихоньку, в процессе этого сугубого саморазвития, Флягин становился не просто артистом, не просто художником, производящим артефакты, а персонажем арт-сцены, которая равна жизни, и, кажется, эта роль — представлять просто самого себя как законченное произведение (познакомьтесь: это — Флягин) — ему наконец-то понравилась, потому что удалась.

«Теперь — верю!» — сказал он.

Тогда-то В. Савчук, специалист по архаике, раз и навсегда и назвал нашего Флягина — «культовой фигурой»…

Валерий Савчук РЕАКТИВНЫЙ САМОИСТРЕБИТЕЛЬ
http://art1.ru/art/reaktivnyj-samoistrebitel/