«Чтобы оценить значение работ Бориса Смелова в иконографии Петербурга, нужно обратиться к культурно-историческому контексту. Петербургский архетип в изобразительном искусстве впервые со всей определенностью появился у художников «Мир искусства и два противоположных полюса этого архетипа представлены наиболее ярко творчеством А. Остроумовой-Лебедевой и М. Добужинским. Это – два совершенно различных города. Если у А. Остроумовой-Лебедевой — парадный, величественный, строгий Санкт-Петербург, исполненный классического совершенства и гармонии, то у М. Добужинского – дисгармоничный, враждебный город, переполненный противоречиями и несуразностями — «Гримасы города» (название одной из работ петербургского цикла). Однако и в том и другом случае перед нами предстаёт совершенно неизвестный Петербург, увиденный с обостренным вниманием, с необычных ракурсов, одухотворенный пронзительной любовью художников. Город обретает атрибуты живого организма и с этого времени стало возможно говорить о «душе» Петербурга, тогда как в ХIХ веке речь шла о его физиологии. Б. Смелов, начав свой путь фотографа с Петербурга Достоевского и Гоголя (город-мираж, фантом, порождение тумана, край земли, порог смерти, вызывающий страх и ужас реальной жизни (Петрополь – некрополь), хаотическую слепоту и космическое сверхвидение), кстати, в это время он был увлечен творчеством М. Добужинского, воплотил в свои сюжеты метафизическую тревогу. Затем он увидел и сумел изобразить эсхатологическое предчувствие в парадном, классическом Петербурге, Петербурге А. Остоумовой-Лебедевой, соединив тем самым два противоположных полюса в иконографии Петербурга. Именно, трансперсональная тревога, воплощенная в устойчивой гармонии классики, и сообщают пейзажам Бориса Смелова изысканную трагедийность и изощренную привлекательность. Борис Смелов – культовая фигура ленинградской фотографии. В 1970 -1980 годах для многих фотографов он был идеалом мастера, который, с одной стороны, был свободен от идеологической конъюнктуры, с другой стороны, ставил и решал художественные задачи фотографическими средствами, тем самым, освобождая фотографию от цеховой замкнутости и вводя её в семейство изобразительных искусств. Уже в доперестроечные годы Б. Смелов был признан классиком в ленинградской независимой культуры». Недавно я спросил у Ольги Корсуновой: «Боря был фанатом фотографии?» — «Нет, это — не фанатизм, это – образ жизни». Вальран
|