Памяти Константина Кузьминского 1940 – 2015

9 – 20 июня 2015

Портреты Константина Кузьминского, фотография, живопись.
Основу экспозиции составляют фотографии Бориса Смелова
В Малом зале
Вернисаж 9 июня в 18.00

В США 2 мая скончался поэт и издатель Константин Кузьминский. Ему было 75 лет.Кузьминский с середины 1960-х годов принимал участие в неофициальной литературной жизни Ленинграда, составил ряд самиздатских авторских книг (в том числе Иосифа Бродского, Станислава Красовицкого, Генриха Сапгира), самиздатскую «Антологию советской патологии». Проводил квартирные выставки неофициального искусства. После эмиграции в США публиковался в «левых» эмигрантских изданиях: альманахах «Мулета», «Черновик», «А–Я» и др. Фундаментальный труд Кузьминского – девятитомная «Антология новейшей русской поэзии у Голубой Лагуны», обширное, систематизированное собрание поэзии самиздата 1950–80-х гг. с комментариями составителя.

Радио Свобода

 

 

 

 

 

 

 

Узнав о смерти Константина, мы (коллектив Арт Центра Борей) сразу написали письмо с соболезнованиями его близкому другу Валерию Молоту. Валерий ответил нам не формальной благодарностью, а очень личым письмом, которое, с его согласия, публикуем.

… а в голову приходят простые, но очевидные мысли о неуместности скорби по поводу счастливо прожитой человеком жизни, и о том, что печаль по человеку не сопоставима с итогом завершенного им дела.

…

«Моя бумага … писать этого не хочет. Он и своей бумагой часто пользовался не во благо, когда намеренно очернял  образы людей ему недорогих, но еще чаще он поэтизировал дорогих.

…

Костя в последнее время гнал себя и гнал, и, на мой взгляд, эта гонка не давала его сердцу остановиться.  Я не могу сказать, что он «дышал словами», но слова его явно возбуждали, хотя он ими часто понукал.

В этом смысле наши с ним более чем близкие отношения были крайне необычными.

Костина литературная деятельность — абсолютно обнаженная, можно даже сказать бесстыдная во всех ее художественных проявлениях — стихах, критике, суждениях — не стеснялась ни плотского поношения одних, ни небесного возношения других, но только избранных им людей. Тщательно отобранных, я бы сказал, и часто по принципу «любови к нему самому».

Что совсем не страшно, и по-человечески понятно. Но Костина «человечность» была не столько земная или подземная, но в чем-то инфернальная: он поганил и крушил авторитеты им отмеченные как незаслуженные, помогая при этом дышать зарождающимся творческим душам.

В этом смысле, он — исключительный творец. Он избегал дружбы с влиятельными фигурами «мира сего», не искал их помощи в мирских делах, но свирепо отстаивал право на жизнь «малых мира сего», не давал топтать «непризнанных», тщательно оберегал их от попрания, а даже и спасал.

Ибо, в принципе, художественная натура — да и просто нормальный человек — нуждается не столько в мирской славе сколько в признании его личного права на «БЫТЬ», просто побыть при жизни, и не на авансцене, а на сцене бытия, и быть замеченным не загримированным под «влиятельного»другого…

Так вот лично меня Костя ни разу не обидел, если не считать обидой называния меня «кафкой», хотя моя «литература» была совершенно не его, как говорится, разлива — как моя собственная, так и переводная.

Но Костя млел и потел, читая мои тексты, уважая во мне не постороннюю ему душу, и дорожил при этом моим признанием его «потусторонности», что для меня было фактом, как было фактом для него мое одобрение его часто нечистых, но причащающих извержений».

Валерий Молот

Метки: Кузьминский, поэзия, умер константин кузьминский