Сергей Бакин. Балет. Балет. Балет

1 – 19 августа 2017

В Малом зале, вернисаж 2 августа в 18.00

ТЕАТР ТЕНЕЙ

Надо полагать, что художникам-пленэристам трудно работать в замкнутом пространстве интерьера с его неподвижным воздухом и тусклым светом. Мир, ограниченный четырьмя стенами, отторгнутый от потока жизни, так или иначе, подчинен некоему условному механическому порядку – распределению времени, расстановке предметов и т. п.
Как кажется, единственным исключением в подобного рода «постановочной», интерьерной картине можно считать театральные темы, и не только потому, что сцена – это три, а не четыре стены, но и потому, что на ней имитируется «живая жизнь», меняющаяся, развивающаяся во времени и пространстве. Может быть, поэтому Сергей Бакин, с его поэтикой вечной изменчивости, взаимопроникновения состояний и обликов, хрупкости и зыбкости материального мира, заинтересовался театром, точнее, балетом – искусством стремительным и легким, неуловимым, как порыв ветра, полет птицы или кружение листа. Балет для Бакина, прежде всего, стихия, воплощенная в гибком, почти прозрачном и невесомом человеческом теле. Собственно, театра и балета, как спектакля с просматривающейся драматургической основой, как и балерин в роли и декорациях здесь нет. Более того, почти нигде не видны лица танцовщиц – чаще всего они изображены со спины, реже в профиль – т.е. мимическое сопереживание динамике тела отсутствует. Характерно, что экзерсисы балерин и их портреты существуют отдельно, их профессиональные опыты и внутренняя жизнь, в данном случае, не совпадают. Художник наблюдает их в танцклассе у станка, на шпагате и других трудных положениях. Это еще не балет и даже не создание образа, а только подготовка тела к нему, тренировка. Наблюдатель выбирает ситуацию, когда еще нет заданного влияния роли, сложившейся маски, заученных, отшлифованных движений, а только свободная органика, динамические возможности тела – баланс разных его частей, поиск равновесия, соотношение движения и покоя, напряжения и вялости, т. е. реализация заложенной, дремлющей в нем экспрессии, из чего потом, будет складываться собственно танец. Художник улавливает идущее изнутри богатство пластики и его эмоциональный заряд.

 

 

 

 

 

 

 

 

Этот цикл Бакина вполне можно отнести к редкому теперь жанру фигуративной тематической картины, в которой он, как ни странно, не перестает быть пейзажистом: в его героинях редко проступает личностное начало, скорее, они живая, движущаяся материя, погруженная в атмосферу, и сами они воспринимаются ее уплотнившимися сгустками. Тональность и фактура этих работ очень близка пленэрам мастера – это все та же меланхоличная петербургская мгла с лимонно-желтыми утренними отсветами и сине-фиолетовыми сумерками. Художник зрительно осязает материю воздуха, ее плотность и мягкость, ее густой бархат или полупрозрачную вуаль. Едва уловимые градации в тональности самого холста дают почувствовать время дня и меру света, струение которого оттенено силуэтами фигур в черных трико. Эти темные пятна важны как композиционное ядро картины и ее цвето-световой камертон: своей густой, плотной массой они подчеркивают светоносность воздушной среды и становятся тем акцентом, по отношению к которому строятся тональные переходы и красочные аккорды. Цветные мазки перекрывают друг друга, сплетаются в единое красочное марево, в обволакивающую фигуры мерцающую туманную пелену. «В балете все обманчиво – говорил Дега – свет, декорация, прически, корсажи, улыбки…».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Живопись поглощает балерин и традиционно сопутствующий им эпитет «воздушные», приобретает буквальность, т.к. они, действительно, воспринимаются концентрацией атмосферы, колеблющимися, зыбкими тенями в трепещущей сизой дымке. Пространство танцкласса, наполненное рефлексами, искрами, брызгами цвета становится поистине театральным феерическим зрелищем.
В этом цикле Сергей Бакин как бы удваивает, обогащает содержание своих картин, соединяя искусство живописи и театра. Не он первый: Роден, которому позировали великие танцовщики, подчинял театральной экспрессии законы скульптуры, а Дега, наоборот, с иронией отзывался о своих моделях, как о прыгающих лягушках, воспринимая сцену как полную движения и красочности картину, более того, применял сложную живописную технологию, чтобы добиться «тонов больших фресок».
Думается, что Бакин следует этой традиции.

Изабелла Белят,
искусствовед, старший научный сотрудник Государственного Эрмитажа

 

Метки: borey, boreyart, boreyartcentr, борей, Борей-Арт, выставка, галерея, графика, искусство, современное искусство