«ТОМЛЕНИЕ ПО СКИФИИ»
|
||||
Валерия Бутырина (Ясинская) родилась в Севастополе, и там же протекали ее детские и юношеские годы. Этот город с его гордым и неповторимым лицом – морской форпост России и подлинная находка для человека с глазами художника – во многом повлиял на позднейшую вспышку творческого дарования Бутыриной, которое произошло уже в иной среде и на других берегах, совершенно не похожих – ни внешне, ни по духу – на «дикий» порядок берегов ее юности. У Севастополя был и есть один недостаток: будучи пиршеством для глаза, он, по самому своему назначению, не способствовал созданию в нем сколько-нибудь значительной художественной школы, попросту говоря, в нем никогда не было даже среднего художественного училища. Волею судьбы Валерия Бутырина оказалась в Ленинграде, где сначала получила среднее, а затем и высшее медицинское образование. Все эти долгие и трудные для нее годы она не оставляла попыток развить пробудившиеся в ней еще на Юге художественные задатки. По независимости характера, не прилепившись к какой-нибудь студии или кружку, она, однако, периодически брала уроки изобразительного искусства у ряда художников: наиболее ценным для себя она считает полученное от Бориса Кудрякова, известного всем ценителя живого, «непричесанного» в искусстве, прозаика и поэта, фотографа и художника, недавно безвременно ушедшего от нас. Систематически пробовать свои силы в графике и в живописи она стала сравнительно недавно и довольно быстро обрела свою манеру – пусть на чей-то взгляд скромную, но выразительную и искреннюю. Некоторые находят в ее творчестве следы традиции Арефьева и его круга, но, думается, правильнее будет говорить о традиции «наивного реализма» в широком смысле этого слова, а еще точнее, да простят нам эту инверсию, назвать манеру, выработанную художницей, «наивным идеализмом». Бутырина не столько изучает «натуру», ставшую изрядно безобразной, сколько сознательно проецирует на нее живущие в ее душе идеальные образы от увиденного, прочитанного, сызмала живущего в памяти. Поэтому лица (своего рода «парсуны») в графических портретах и фигуры в акварелях и пастелях являются основными формами эманации ее творческой энергии. Можно сказать, что графические и живописные образы, поначалу идущие в творчестве художницы, «рука об руку», реализуя ее стремление к правдивости и естественности, затем разделяются на два параллельных, но все-таки разных русла. Если графические образы приобретают более экспрессивный и идеальный характер – в смысле идеализации, то в акварельных, особенно групповых работах, их «наивный идеализм» следует, скорее, понимать в смысле большей абстракции от жизненной материи и создания по-своему организованного физического мира, условно говоря, «скифского» (в осовремененном его варианте), где намеренная упрощенность и брутальность образов имеют для художницы явно амбивалентный характер, одновременно притягивая и пугая ее воображение. На этом этапе мир иногда создается методом, своего рода, «закройки» (и «раскройки») его из четко очерченных, крупных цветовых пятен и динамично «сшитых» с ними условных, но эмоционально насыщенных, человеческих фигур. Отзвуки пост — импрессионизма (в частности Матисса) в двух-трех работах не должны закрывать от нас «леса» — попытки художницы пробиться к новому и более динамичному, выражающему современную чувствительность, видению. |